|
— Инка, на фига ты этого
хилого математика позвала? Шкилет очкастый! Дистрофик
сутулый! Интеграл ходячий! — громким шепотом вопрошал
физкульт-инструктор Сундуков у студентки-испанистки
Инессы, показывая на меня толстопалой волосатой ручищей и
недобро поигрывая бицепсами-трицепсами-квадрицепсами,
угрожающе выпирающими из-под футболки.
— Ты не прав, Сундуков, этот
мехматянин занятный... — защищающе протянула Инесса,
однако не стала опровергать нелестных определений, тем
более что все соответствовало истине: я действительно хил,
тощ, очкаст, сутул и, видимо, имею портретное сходство с
интегралом.
— Инка, этот костыль
математический мылится в твои ухажеры, да нешто он пара
тебе? — багровея, возмущался Сундуков. — Ты вся такая из
себя, красотка хоть куда, милашка-очаровашка, а этот хмырь
— что жердь ребристая...
— Не пара, — легко
согласилась Инесса и удовлетворенно взглянула на себя в
настенное зеркало, — но он тоже хороший.
К счастью, затренькал входной
звонок, в квартиру влетели Инессины
однокурсницы-филологички, тоже приглашенные на субботний
домашний обед, и тут же застрекотали про испанскую
литературу. А потом к ним подключились Инессины мама и
бабушка, которые как раз и дали Инессе испанское имя и
направили в университет на испанскую филологию.
Во время беседы Сундуков
продолжал напрягать мускулатуру и время от времени ронял:
"Прикольно! Улетно! Клёво! Потрясно! Атасно!" — хотя
ничего испанского не читал, даже Мигеля Сервантеса и Лопе
де Вегу. Однако на него никто особо не обращал внимания,
только Инессина бабушка поправила, когда Сундуков, желая
блеснуть эрудицией, назвал "Дон-Кихота" испанским
фольклором. Пристыженный Сундуков притих и далее
демонстрировал мускулатуру уже молча. Потом напыжился и
вспомнил, что у Гарсии Лорки есть "суперский стих про
военного и чужую жену", за что заработал снисходительный
взгляд и сочувственный вздох Инессиной мамы. А одна из
Инессиных подружек ядовито порекомендовала Сундукову не
называть Инессу "Инкой", потому что инки — это индейское
население Южной Америки.
Я же тем временем старательно
запоминал все произносимые имена других испанских
писателей, чтобы прочитать их и в свой следующий визит (а
приглашение на 7 ноября я уже получил от Инессиной бабушки
— после того, как назвал роман Сервантеса незабвенной
ценностью, пьесы де Веги вечно актуальными, а стихи Лорки
бессмертными) достойно поддержать испанско-литературную
беседу, дабы завоевать сердце красавицы Инессы и посрамить
хама Сундукова (к сожалению, и он получил приглашение — от
Инессы). Не исключено, что Сундуков тоже начнет
прорабатывать испанскую литературу, но до ноябрьских
праздников он вряд ли осилит больше, чем "Учителя танцев".
Звучные имена испанских
авторов поминутно слетали с филологических губок: Бласко
Ибаньес, Бенито Перес Гальдос, Мигель де Унамуно, Хуан
Валера, Хуан Гойтисоло, Ана Мария Матуте... Имена-то какие
— звон гитары и стук кастаньет! Любопытно почитать
произведения авторов с такими замечательными именами. И
названия впечатляют: "Кровь и песок" Ибаньеса, "Печаль в
раю" Гойтисоло, "Мертвые сыновья" Матуте.
Со званого обеда я ушел
раньше всех и, подсчитав имеющуюся в кармане наличность,
устремился в книжный киоск — затариться испанской
литературой. Книги в киоске лежали стопками и кучками,
забивая все крохотное застекленное пространство, от ярких
обложек рябило в глазах, и углядеть то, что мне нужно,
было затруднительно. И я спросил сердитую продавщицу,
зеленоволосую и цветноликую (на ее щедро раскрашенном лице
наличествовали все цвета радуги с оттенками и переливами):
— Скажите, пожалуйста, у вас
есть "Мертвые сыновья"?
— Нет, — хмуро прогнусила
зеленоволосая-цветноликая, — есть только "Трупы в подвале"
и "Пришествие мертвяков".
— А "Кровь и песок" есть?
— Да. Только называется
"Кровавые пески". Это про бандитскую разборку в Сахаре.
— Нет, спасибо, мне нужно
"Кровь и песок" Бласко Ибаньеса.
— Молодой человек, не
выражайтесь!
— Бласко Ибаньес — это
испанский писатель.
— Испанского нету. Есть
французский Сименон, английский Чейз и американский Хэммет.
Да вы лучше наших почитайте — Воронина и Тополя.
— А вы знаете, что кроме
криминально-детективной литературы еще и другая
существует? Реалистическая, например? — ехидно
поинтересовался я.
И тут же пожалел: продавщица
цветом лица сравнялась с волосами, став полностью зеленой,
— ну прям царевна-лягушка! — и по-змеиному прошипела:
— Ишь, развыпендривался... —
И упрекнула: — А еще очки надел и канает под интеллигента!
Затем эта
земноводная-рептилия поостыла, возвернула свою лицевую
многоцветность и дала дельный совет:
— А за реалистической
литературой ступайте в библиотеку!
Я поблагодарил
зеленоволосую-цветноликую за ее любезность и, глянув на
часы, поспешил в районную библиотеку.
Там меня встретила грустная
усталая девица, у которой было все наоборот: волосы
разноцветные, а лицо зеленое. Она внимательно выслушала
меня, похвалила за интерес к испанским классикам, сама
прошлась со мной по стеллажам, оживилась и тоже поменяла
цвет лица — появился румянец и поуменьшилась зелень.
Нагруженный книгами я пришел
домой и тут же открыл томик Бласко Ибаньеса. И читал его
до утра — не мог оторваться. И все воскресенье читал.
Перечитав всего Ибаньеса, я
приступил к "Донье Перфекте" Переса Гальдоса — классная
вещь! И вот уж действительно вечно актуальная — такие
грымзы, как донья Перфекта, во все времена водятся.
Сгонял в библиотеку —
разноцветноволосая встретила меня как родного. А цвет лица
у нее уже совсем не зеленый и приятно блестят глаза. И
выглядит намного лучше, чем в ту субботу. Дала мне
почитать книгу Мигеля де Унамуно: там повесть "Абель
Санчес" и роман "Тётя Тула". "Тётя Тула" понравилась мне
не меньше "Доньи Перфекты", я имею в виду книжки, а не
героинь. А "Абель Санчес" как-то огорчил — не люблю я
каинов завистливых.
Пошел менять книгу,
поблагодарил библиотекаршу. Та очень обрадовалась, что мне
понравился Унамуно. Ей он тоже нравится, особенно
философический "Абель Санчес". А она ничего девчонка,
миленькая, только худенькая и бледненькая. Студентка, в
Институте культуры учится. А тогда, когда я ее впервые
увидел, она болела — на лекции на сквозняке простудилась,
— а заменить некем, в библиотеке она одна в абонементном
отделе. А сейчас выздоравливает. Дала мне книжку Хуана
Гойтисоло и обещала попридержать для меня "Пепиту Хименес"
Хуана Валеры.
"Печаль в раю" Гойтисоло —
это про гражданскую войну в Испании. И ничуть не хуже
моего любимого Хемингуэя.
Понес "Печаль в раю" обратно
в библиотеку. Там меня ждала окончательно выздоровевшая и
существенно похорошевшая библиотекарша с книгой Аны Марии
Матуте. Сказала, что ее тоже зовут Анна, только вот Ана
Мария Матуте пишется с одним "н", а она с двумя. Я
предложил ей звать ее на испанский манер — Анитой. Анна с
двумя "н" согласилась. А она очень даже симпатичная, эта
Анна-Анита. И голос у нее приятный. И улыбка приветливая.
И глаза добрые.
"Мертвые сыновья" Матуте —
семейное жизнеописание поинтереснее "Будденброков",
которые матушка заставила меня прочитать в школьные годы.
Впрочем, "Будденброков" я тоже прочитал с удовольствием.
Поделился своими сравнениями с Анитой — оказалось, что она
тоже всегда сравнивает писателей разных стран. Оставил
Аните свой домашний телефон.
Анита позвонила и сказала,
что отложила мне испанские новинки. Пришел, а у нее волосы
уже не разноцветные, а одинаково темненькие. Оказывается,
она тогда неудачно выкрасилась, а теперь вот удачно. Мне
понравилось. Так ей куда лучше, чем по- разноцветному.
Вот и 7-е ноября на подходе —
День согласия и примирения. А я, пожалуй, не пойду в гости
к Инессе — в знак согласия с Инессой, что я ей не пара, и
в знак примирения с мускулистым Сундуковым. Я лучше в
праздники прочитаю сборник современных испанских
писателей, а потом мы с Анитой их обсудим.
Ольга Зайкина
август 2003 г.
(сюжет подсказан на
литературном форуме
"Житейские кружева")
ОБСУДИТЕ ПОЭМУ В ФОРУМЕ
|
