|
Сейчас я вам расскажу красивую сказку-быль про волшебную комнату. Вообще-то это обыкновенная комната в обыкновенной московской коммуналке, а почему и как она стала волшебной - вы узнаете из вереницы событий.
В нашей четырехкомнатной коммуналке три комнаты большие, квадратные и светлые, а четвертая - девятиметровая, узенькая и темноватая. Поэтому эта комната №4 все время меняла владельцев.
С 1945 года в комнате №4 в течение пяти лет жил фронтовик, потерявший в войну и любимую жену, и обожаемых деток, и здоровье, а посему не помышлявший о смене своего семейного статуса. Но неожиданно фронтовик женился, и вскоре им с супругой дали жилье получше.
В 1950-м в комнате №4 поселилась молоденькая аккордеонистка Леля, работавшая в Доме культуры. Леля заражала всех весельем и смехом, учила меня и соседского Пашку играть на аккордеоне и таскала нас на всякие празднества в Дом культуры. Леля прожила в нашей квартире четыре года, затем вышла замуж и укатила с мужем в Оренбургскую область осваивать целину, легкомысленно отказавшись от московской комнаты.
В 1954-м в комнату №4 определили машинистку Сусанну Яковлевну. Звуки аккордеона сменились треском "Ундервуда". Сусанна Яковлевна любила нас с Пашкой не меньше Лели и учила печатать на машинке. Но и она не задержалась - через два года вышла замуж и съехала - к нашему с Пашкой величайшему сожалению. Долговязый Пашка не мог постичь две вещи: зачем такой старенькой жениться (Сусанне было 38 лет) и кто будет доучивать нас печатать. В качестве ответа на первый вопрос Пашка схлопотал от матери подзатыльник, так как задал сей вопрос непосредственно на Сусанниной свадьбе. А ответ на второй вопрос появился через два месяца в лице нового жильца - Журналиста.
Журналист въехал в комнату №4 весной 1956 года с раскладушкой, двумя табуретками и пишущей машинкой неизвестной марки - все надписи с машинки стерли время и условия эксплуатации. Журналист не только продолжил наше обучение машинописи, но и вообще сыграл большую роль в наших с Пашкой судьбах. Поэтому его женитьба и отселение в 1961 году были для нас с Пашкой большим ударом. Особенно для бестолкового Пашки, вынужденного спешно жениться по беременности в том же роковом 1961 году. Журналист клятвенно пообещал навещать нас и впоследствии сдержал обещание.
Новая обитательница комнаты №4 была не хуже предыдущих: премилая Олеся, товаровед в ювелирном. Олеся полностью повторила судьбу своих предшественников: мы к ней привязались, а в 1964 году Олеся вышла замуж и прописалась к мужу.
А нам вскоре вселили Сталину Сергеевну. Вот о ней-то, последней законной обитательнице комнаты №4, и пойдет речь.
***
В августе 1964 года я возвращалась после отпуска, проведенного в Поволжье у тети Матильды. Подойдя к двери нашей квартиры, я, не задумываясь, нажала кнопку звонка и не отпускала. Я частенько так делала, и соседи меня за это не ругали. Дверь отперла незнакомая молодая женщина в легком халатике и недовольно спросила:
- У вас что: нет своего ключа?
- Есть, но он в кармане рюкзака.
- Можно было снять рюкзак и достать ключ!
- Ой, извините, что побеспокоила! Я думала, моя бабушка дома. Я Клара Гельцер. А вы, наверное, наша новая соседка. Как вас зовут?
- Я догадалась, что вы Клара. Меня зовут Сталина Сергеевна. Давайте договоримся, Клара, что не будем беспокоить друг друга без нужды. У меня ответственная работа, я имею дело со сложным оборудованием, и дома должна отдыхать.
- Ой, извините, Сталина Сергеевна! Больше не буду.
Меня мало огорчил суровый тон новой соседки. Мне было так хорошо после гостевания у тети Матильды и так радостно за ее счастливо сложившуюся женскую судьбу, что всякие досадные мелочи меня не трогали. К тому же насчет ключа Сталина права.
***
Проживать со Сталиной в одной квартире было удобно: аккуратная, тихая, немногословная женщина. Со мной только здоровалась и время от времени делала мелкие замечания.
- Клара! Нельзя расхаживать по квартире в полуголом виде! Вдруг к нам зайдет мужчина! Водопроводчик или почтальон! Вы же сами сказали, что ждете телеграммы из Поволжья!
В тот момент я мыла пол в прихожей, скинув одежду (жарко!) и оставаясь лишь в трусиках и лифчике. Ну и что? Ведь тогда в нашей квартире проживали только женщины, а от водопроводчика или почтальона я успела бы скрыться в своей комнате.
- Клара! Нельзя так кричать и прыгать! Вы меня испугали!
Как не прыгать, если я только что узнала, что у тети Матильды и дяди Германа родилась дочка Анна!
- Клара! Нельзя так бурно радоваться и громко смеяться после одиннадцати вечера - люди уже спать ложатся!
Как же мне не радоваться, если на кафедре физиологии животных меня уважают, моя диссертация продвигается быстрыми темпами и после аспирантуры обещано место мнс в солидном НИИ! К тому же удалось избежать ненужных замужеств и вообще все чудесно-расчудесно!
Я не реагировала на замечания Сталины и не очень-то обращала на нее внимание.
***
Но однажды все резко поменялось, и Сталина заняла в моей жизни не меньшее место, чем Журналист. Только в другом качестве: Журналист меня опекал и пестовал, а тут мне самой пришлось опекать и пестовать Сталину. Начало этой опекунской эпопее, продлившейся полтора года, положил мой День рождения.
Так как в 1965 году мне исполнилось целых 25 лет - подумать только: я прожила на свете четверть века! - то я не только максимально пышно отметила его на кафедре и для друзей, но также устроила небольшое приватное празднование для соседей по коммуналке.
К январю 1965 года число квартирных соседей возросло - пополнилось мужской единицей - вернулся обратно к маме товарищ моих детских лет Пашка, разведенный родителями жены окончательно и бесповоротно. Забавно! Всего три с небольшим года назад эти родители требовали Пашкиной женитьбы на их дочери и срочного переселения к ним. А теперь они с таким же неистовством потребовали Пашкиного развода и срочного выселения. Пашка, не сумевший за время своего вынужденного брака привязаться ни к супруге, ни к сыну, вернулся к нам с маленьким чемоданчиком и в приподнятом настроении. Пашкина мама встретила сына так:
- Что, длинный дуралей, сбежал? И с чем прибыл? Что ты поимел с энтой женитьбы? Только паспорт печатями запоганил: о браке да о разводе! Даже с сыном тебе не разрешают видеться!
На скорейшем оформлении развода и ограничении общения с сыном настояли все те же супругины родители. Однако Пашкина мама не смогла умерить Пашкиного счастья, и поэтому, махнув рукой на воспитательную работу, разделила его радость. Тем более что вскоре после Пашкиного возвращения в лоно родной коммуналки последовал замечательный праздник - мой юбилей.
Помимо Пашки, его мамы и старенькой чудаковатой соседки по прозвищу Одуванчик я пригласила к праздничному столу Сталину - для полного коммунального комплекта и по настоянию муттер и гроссмуттер. Сталина отреагировала на мое приглашение без энтузиазма, однако пришла - даже с бутылкой марочного крымского вина в качестве подарка. Вот за этой бутылкой и произошла смена полюсов в наших со Сталиной отношениях. Собственно, крымское вино мы с ней вдвоем и "уговорили", потому как остальные либо вообще не пили спиртного (мои муттер и гроссмуттер), либо пили исключительно водку - Пашка, его мама и Одуванчик. Да-да, не удивляйтесь, старушка могла лихо тяпнуть стопку-другую!
Подвыпив, Пашка и его мама ударились в воспоминания, связанные со мной - все-таки мой юбилей праздновали.
- Кларк! А ведь твоя фотокарточка, что в армии метр на метр увеличили, до сих пор в красном уголке висит, словно артистка какая! Мне старлей написал! - гордо сообщил Пашка. - А перед дембелем все просили напоследок поболе рассказать про тебя, ну прям все-все рассказать! И ваще говорили, что за такую как ты жизнь отдать не жалко! А старлей больше всех об тебе расспрашивал!
О том, как мое фото попало в красный уголок в далеком гарнизоне, следует рассказать особо.
Перед уходом в армию Пашка дружил одновременно с двумя девушками со своей фабрики и легкомысленно предложил им обеим проводить его на сборный пункт. Барышни тут же похвастались друг пред дружкой и, узнав про Пашкино коварство, обе разобиделись - и наотрез отказались провожать Пашку и давать ему в армию свое фото. Ну, а как призывнику без такого ритуала? Засмеют! Положено, чтобы новобранца провожала любимая девушка и на прощанье подарила фото. По просьбе Пашкиной мамы в роли такой солдатской девушки выступила я. Я все сделала как надо: снабдила своей фотографией, долго ошивалась во дворе военкомата, звучно чмокнула Пашку на прощанье, пожелала хорошо нести службу, обещала писать и ждать.
Я честно отвечала на Пашкины куцые письма с чудовищной орфографией и по его просьбе посылала другие свои фото. Собственно, это была просьба не Пашки, а всего гарнизона. Я там заняла первое место среди солдатских невест, мои цветистые письма читались вслух, а фотографии ходили по рукам. Последняя фотография, полученная Пашкой перед самой демобилизацией, особенно понравилась, ее увеличили до гигантских размеров и вывесили в красном уголке с надписью: "Невеста Клара, которая дождалась солдата Павла". Ну что же, пусть висит, ведь формально все выполнено: я же не выскочила замуж за время Пашкиной службы, как это делали некоторые солдатские невесты.
Сталина, не знавшая предыстории, поинтересовалась:
- Почему Кларино фото висит в армейском красном уголке?
- За красоту, доброту и душевность! - солидно ответил Пашка и зафантазировал: - А старлей на эту фотку разве что не молится. Готов жениться на Кларке в любой момент. Да что там старлей! Ради Кларки там все полковники своих жен побросать готовы!
- Так уж и готовы? - усомнилась Сталина.
- Не то слово! Они Кларке даже любовные письма писали! И еще генерал один на нее запал! - плел пьяненький Пашка.
- Ой, Сталька, а что здесь-то было! - подхватила эстафету Пашкина мама. - Тут за Кларкой двое приударили: Женька и Борька. Оба богатые, шикарные, из хороших семей, на своих машинах Кларку туда-сюда доставляли. У Женьки синенькая машина, а у Борьки серенькая, и Кларка разъезжала прям как царица!
- Царицы на автомобилях не разъезжали, - заметила Сталина.
- Как не разъезжали? Две последние русские царицы, Мария Федоровна и Александра Федоровна, успели вкусить автомобильных радостей, - уточнила я.
- Да ладно вам про цариц-то! Так вот: оба Кларкиных кавалера, Женька и Борька, замуж ее звали, так Кларка обоих отшила! - горделиво поведала Пашкина мама, опрокидывая очередной стопарик.
- Почему отшила? - деловито поинтересовалась Сталина, обращаясь почему-то не ко мне, а к Пашкиной маме.
- А кто ж ее знает? Значит, чтой-то Кларке не понравилось... Кларк! А может, они в койке не ахти оказались? - пьяно спросила Пашкина мама. - Скажи, подруга! Колись!
- Да, нет, в койке они очень даже ахти, - засмеялась я, вспомнив неутомимых тружеников постельного фронта Женьку и Борьку. - Дело в том, что я их не любила.
- Вот! - возрадовалась Пашкина мама. - Правильно, что отшила! У тебя таких женек-борек еще мешок будет! Да пошикарнее!
- Мне лично Евгений нравился больше, - вдруг вклинилась древняя, но вечно юная душой Одуванчик, - он импозантнее. Хотя Борис тоже пикантен. Трудно сделать выбор. Пожалуй, я оставила бы при себе обоих! - Одуванчик выдала все это с серьезной миной, кокетливо наклонив белую, как лунь, головку с реденькими кудряшками, чрез которые просвечивала розовая кожица; собственно, за это мы и прозвали ее Одуванчиком: волосики вот-вот слетят как с одуванчика.
Муттер с трудом терпела фривольные разговорчики Пашкиной мамы и игривые реплики шизоватого Одуванчика (старушка медленно, но верно выживала из ума). Муттер сердито молчала, морщилась, и, не выдержав, вмешалась:
- Клара! С Женей ты поступила безответственно, а с Борей просто безобразно! И я не понимаю, почему ты так веселишься!
- А потому, милая мутти, что мне исполнился четвертак, я свободна, перспективна в научной деятельности, и у меня есть ты! - под воздействием крымского вина я жарко стиснула муттер в объятиях и расцеловала, а потом то же самое проделала с гроссмуттер, чтобы той не было обидно.
Гости восприняли пламенные изъявления родственной нежности как знак к сворачиванию празднества: первой поднялась Одуванчик, за ней Пашка с мамой и последней Сталина. Сталина подзадержалась в дверях и попросила меня уделить ей завтра полчасика - у нее имелся ко мне какой-то серьезный конфиденциальный разговор.
***
На следующий день Сталина пригласила меня к себе в комнату. Я вошла и опешила: комната преобразилась! Никогда, ни при ком из жильцов она не была такой чистой, аккуратной, уютной! И комната как будто увеличилась в размерах, стала менее темной и более квадратной - за счет грамотно оформленного интерьера. Сталина трогательно подготовилась к моему приходу: на столе стояли две изящные фарфоровые чашки, вазочка с вареньем и плетенка с маковыми крендельками - еще теплыми, прямо с противня.
- Клара, я хочу попросить вас о помощи в одном деликатном деле... Помогите мне выйти замуж!
- Чего?!
- Клара, как я поняла, вы пользуетесь огромным успехом у мужчин, и вокруг вас полно их крутится. Поделитесь со мной!
- Да никто особенно не крутится! Женька, про которого говорили, давно женат. И с Борькой я полгода не виделась, и видеться не собираюсь. Может, он тоже уже женат. А у Пашки в армии просто служивые от скуки вывесили мой большой фотопортрет в красном уголке, Пашка даже сфотографировался на его фоне.
- Клара, я имела в виду не этих хваленых Женьку и Борьку и не армейских полковников, а вообще ваше мужское окружение. Вы красивы, умны, вы человек деловой. Я очень на вас рассчитываю.
- Сталина Сергеевна! Но я никогда не выступала свахой!
- Зовите меня просто Сталиной и на "ты" - я же всего на шесть лет старше. Насколько мне известно, Журналист, мой предшественник, старше вас с Павлом на десять лет, а вы с ним на "ты".
- Хорошо, Сталина, перейдем на "ты". Но, право, я не знаю, что с тобой делать.
- Я тоже не знаю, - уныло произнесла Сталина. - Работаю технологом на ткацком комбинате, окружение чисто женское. На улицах знакомиться не могу. Из танцулек давно выросла. В театрах, музеях, на выставках познакомиться невозможно: мужчины же туда ходят смотреть, что выставлено, а не невест подбирать. А где еще знакомиться? Дома? Так я всю жизнь прожила в женском общежитии. Вот только сейчас эту комнатку дали... Не по расчету же мне выходить, чтобы кто-то на мою комнатку позарился... И за пьяницу какого я тоже не могу... И за полуграмотную деревенщину тоже... И отбивать чужого мужа ни за что не стану...
- Сталиночка! Не отчаивайся! Тебе сколько? Тридцать один? Так это отличный возраст! Что-то в твоей жизни скоро случится! Обязательно! И не пьяница у тебя будет, а хороший муж! И не на твою милую комнатку позарится, а, наоборот, тебя с собой уведет!
- Пока не случается... Никто меня не уводит...
- Так ты еще не дождалась! Вон моя тетя Матильда в сорок лет вышла замуж и счастлива-пресчастлива!
- Я знаю историю твоей тети Матильды. Это особый случай. Такое бывает раз в сто лет. К тому же она дождалась своего жениха, а у меня никакого жениха никогда не было.
- Как? У тебя вообще мужчин не было?
- Мужчины были. Жениха не было. А я очень хочу замуж и детей. Я все умею: готовить, шить, вязать. Я буду хорошей женой! Клара, ты моя последняя надежда, - Сталина заплакала.
- Ну-ну, не раскисай! Я придумаю что-нибудь.
- Только, Клара, пожалуйста, никому ни слова! Мне и так стыдно, что я к тебе обратилась! Я вообще никому не говорила, что мне хочется замуж... Никто и не знает...
- Не волнуйся - никому не скажу!
- А ты мне поможешь? Я... Я сумею тебя отблагодарить!
- Конечно, помогу! И безо всяких благодарностей!
***
Ух, задала мне Сталина задачку! Даже не представляю, как ей помочь! Поделиться своими поклонниками не могу за их неимением: я же никуда не хожу, мне сейчас ни до кого - диссертацию надо заканчивать. Поделиться опытом охмурения мужчин тоже не могу - по причине отсутствия такового. Я никогда никого не охмуряла, даже не представляю, как это делается. И что совсем скверно: Сталина мало того, что нелюдима - она дико закомплексована, зажата, патологически стеснительна... Как ее расковать? раскрутить? оживить? Только любящий мужчина и может ее оживить - так ведь нет этого любящего мужчины. Его-то как раз нам и надо изыскать. Но для этого надо расковать Сталину. Замкнутый круг!
Н-да, конечно, Сталине несладко... Особенно меня умилили ее разговоры про комнатку. До чего ж убог наш быт, если на Сталине могут жениться из-за крохотной комнатки! В Женькиной квартире был стенной шкаф такого же размера и конфигурации, как Сталинина комнатка, а в Борькиной квартире столь малых пространств вообще не наблюдалось. А эта бедолага пугается, что на ней могут жениться по расчету, из-за каких-то жалких девяти "квадратов"! Хотя, в какой-то степени Сталина права: вполне могут жениться из-за московской прописки, аферы с лже-женитьбами и прописками процветают в СССР, особенно в Москве и других крупных городах. Может, Сталина так зажата, так закомплексована - в том числе и из-за боязни напороться на брачного афериста?
Я осторожно порасспросила про Сталину нашу ответственную квартиросъемщицу - Пашкину маму. Та тут же вывалила все, что знала:
- Да лимитчица Сталька! Но в Москве давненько ошивается, вон даже жилплощадь ей дали. Образованная: чевой-то там заканчивала. Потому и нос дерет. А сама-то из захолустья: называла мне свой городишко, да я забыла названье-то. Вижу, Сталька к тебе потянулась - неулыба наша! Оно понятно: ученая к ученой тянется! Я ж для нее дура деревенская, необразованная!
Меня повеселило, что Пашкина мама приравняла мою ученость (два вузовских диплома и почти готовая диссертация) к Сталининому техникуму. Однако Сталина, что называется, "растет над собой": я узрела у нее двухъярусную полку с книгами (в основном, классическая литература), на столе лежали свежие журналы "Новый мир" и "Иностранная литература". Понятно, что токарь или фрезеровщик ее не устроят.
А хозяйка Сталина золотая - я уже убедилась в этом. И шьет-вяжет. В ее прехорошенькой комнатке на парадном месте - ручная швейная машинка "Зингер". Но при этом - ни обрывков ниток, ни обрезков ткани. Чистюля! Даже аккуратнее моих муттер и гроссмуттер! Сталинины изделия можно оценить непосредственно на ней: мастерит со вкусом и всегда одета безукоризненно - самодельные блузки безупречно чистые и отутюженные, юбки без единой лишней складочки, вязаные джемпера и кофточки сидят как влитые.
Да и внешне Сталина далеко не урод. Среднего роста, темно-русые волосы эффектно уложены, глаза небольшие, зато редкого фиалкового цвета, лицо худое, длинноносое, но отталкивающим его не назовешь. Сложена тоже нормально, только больно уж костлявая. Костлявая-то ладно, она умеет правильно себя драпировать - хуже то, что хмурая и неулыбчивая. Как это Пашкина мама ее назвала? Неулыба? Да, действительно, неулыба. Так надо неулыбу превратить в улыбу! А как превратить-то? И что мешает Сталине улыбаться? Может, зубы плохие? Так хорошими зубами мало кто из москвичей может похвастаться! Когда мы в студенчестве проходили медосмотр, стоматолог сказал, что хорошие ровные зубы без кариеса только у меня и еще у одного студента - это из всего-то биофаковского курса!
И все-таки начнем работу со Сталиной именно с улыбки, ибо без улыбки мы не продвинемся. Но надо действовать осторожненько и исподволь, чтобы не обидеть легкоранимую Сталину.
- Сталиночка! Давай-ка помозгуем, как сделать твою улыбку обворожительной! Улыбнись мне, как ты улыбаешься своей маме!
- Моя мама давно умерла. И папа тоже.
- Тогда, считай, что я тебя удочерила!
Сталина улыбается! Отлично! Зубы нормальные, правда, мелковаты и чуточку скособочены. Но ничего, сойдет. Улыбка Сталину красит. Я, сдвинув брови, нарочито грозно вопрошаю:
- Почему же ты, моя дорогая приемная дочь, не пользуешься таким замечательным средством обольщения мужчин, как улыбка?
- Если бы у меня были твои зубы, я бы улыбалась, не переставая. Такие идеальные зубы, как у тебя, я видела только на коробке с зубным порошком!
- Вовсе не идеальные! Зубы у меня слишком крупные, и муттер называет их "лопатами". Да еще язвит: "Клархен, убери свои лопаты: субботник закончился!"
Сталина хохочет. Как же ей идет смеяться!
- Знаешь, Клара, мне страшно нравится, как вы в семье называете друг друга на немецкий манер. И мне нравится твое имя Клархен - такое теплое, приятное...
- Слушай, Сталинка, - осенило меня, - хоть тебя и назвали в честь великого вождя, но давай мы дадим тебе другое имя! Другое уменьшительное! Не Сталька, не Сталинка, а Лина! "Лина" звучит гораздо мягче и нежнее, чем грозное железное "Сталина". Я, твоя приемная мать, имею право поменять тебе имя! Что скажешь, Лина?
- Лина не смеет ослушаться мамочку!
Вот здорово - она даже шутить способна! Продолжим работу:
- Лина! А почему ты так сурово встретила меня в дверях? Тогда, летом? Когда мы с тобой впервые увиделись?
- Даже не знаю. Наверное, от зависти. Ты стояла такая красивая, такая загорелая!
- Еще бы не загореть летом на Волге!
- Кстати, как тебе удается загореть всем телом? Когда ты убирала квартиру в одном белье, я тебя разглядела целиком: тело потрясающее! И все ровно-ровно загорелое - сантиметр к сантиметру!
- Ко мне вообще загар легко прилипает.
- Ты как-нибудь специально загораешь? Лежишь на пляже и меняешь позы?
- Терпеть не могу лежать пластом! На пляже я не лежу, а играю в волейбол - всегда находятся мяч и желающие. И много плаваю, а в воде загар активнее садится на тело. Кстати, Линочка, о теле: у тебя хорошая тоненькая фигурка, но ты сутулишься. Ну-ка выпрямись!
- Не тоненькая, а тощая! Кожа да кости! И грудь плоская! Вон у тебя, наверное, четвертый номер бюста!
- Ну, ты даешь, Лина! Попала в точку! Именно четвертый! Сразу видно, что ты здорово сечешь в шитье!
- Секу... Да, Клара, давай я твои юбки в талии заужу! У тебя фигура нестандартная: по груди 46-й размер, бедра, наверное, где-то 95 сантиметров, а талия 60.
- Лина, ты просто швейный гений! Все угадала! Именно 46-й размер! А бедра 94 и талия 58 сантиметров! С покупными юбками у меня вечная морока: либо в талии широки, либо в бедрах узки.
- Вот и поправим. Неси юбки! И походные брюки прихвати - я их тоже переделаю!
- Все тебе выдам, но при одном условии: ты перестаешь сутулиться!
- Это так трудно отучиться...
- Лина! Слушайся приемную маму! Имей в виду: будешь сутулиться - буду больно бить по лопаткам. Так меня в детстве приучали держать спину прямо. Я была самая высокая в классе, и мне очень хотелось выглядеть пониже.
- Хорошо, мамочка, постараюсь тебя не огорчать.
Ну, слава Богу, процесс пошел! Я ощутила себя эдаким Пигмалионом. Буду ваять из Лины Галатею! Игра в дочки-матери мне понравилась.
***
Лина оказалась способной ученицей: выпрямилась, разулыбалась, стала милее. Я снискала скрытый комплимент от Пашкиной мамы:
- Неулыба-то наша как расцвела! Уж не влюбилась ли? Замуж ей пора! Все-таки четвертый десяток потек... Не успеет опомниться, как сороковник стукнет. А сорок лет - бабий век!
- Зато в сорок пять баба ягодка опять! - и я, подняв два больших пальца кверху, показала, как прекрасно выглядит сорокапятилетняя Пашкина мама. - Так держать!
Мое поощрение пришлось кстати: у Пашкиной мамы как раз наблюдался ренессанс личной жизни, который не смогло омрачить даже Пашкино возвращение. В знак благодарности за поощрение и напутствие "Так держать!" Пашкина мама шарахнула меня ладонью по спине и - на всю квартиру:
- Поживем мы еще, Кларунька, ох, поживем!
На шум вышла Лина, но уже не с кислой физиономией, как раньше, а с любопытствующей и веселой:
- Отчего вы сегодня такие невероятно привлекательные? К празднику 8 марта готовитесь?
Выползла из своей вдовьей светелки Одуванчик - голова в папильотках, лицо лоснится от жирного питательного крема - и подключилась к всеобщему ликованию:
- У нас с вами, девочки, все еще впереди! Жизнь только начинается!
Н-да, это уже какая-то нездоровая пролонгация бальзаковского возраста! Впрочем, Одуванчик вполне безобиден и создает отличный фон для дальнейшего совершенствования Лины и процветания Пашкиной мамы.
***
Однако Линино преображение не повлекло за собой сдвигов в ее личной жизни. Пролетали недели, месяцы, а матримониальные дела намертво застряли на нулевой отметке: ни ухажеров, ни кавалеров, ни женихов. Пусто в личной копилке моей приемной дочери! Видимо, сказывалось женское окружение на работе, отсутствие компаний, одиночный досуг - Лина либо ходила в музеи и в кино, либо сидела дома - а также замкнутость, неконтактность и неумение общаться.
Я подумала о том, чтобы в отпуск, в августе, взять Лину с собой в лодочный поход в Литву, по Игналинским озерам - но места в лодках были уже распределены. Может, ей потом присоединиться к нам, когда мы прибудем из Игналины в Вильнюс, где планируем провести неделю после лодочного похода? Опять же неудобно - тащить с собой без предварительной договоренности еще одного человека. К тому же неясно, какого числа мы попадем в Вильнюс и где остановимся.
***
Осенью мне было не до Лины: завершала диссертационные эксперименты. Зато в ноябре я засела дома за написание диссертации и могла общаться с Линой больше и дольше.
- Линочка! У нас с тобой просто домашний оркестр: у меня стучит пишущая машинка, а у тебя стрекочет швейная! Дуэт "Оптимы" и "Зингера"!
- "Зингер" стрекочет, да толку никакого...
- Как это никакого? Вон какое платье сварганила! Шик-блеск! И свитер связала классный!
- Так это платье и свитер все равно никто не видит... На работе я в халате, а больше никуда не хожу...
- Так я тоже на работе в халате! Но наряды люблю! А знаешь, куда мы с тобой пойдем, чтобы свитер обновить? На каток в парк Горького!
- Да я кататься не умею... К тому же у меня коньков нет...
- Напрокат возьмешь!
- Нет, на коньках я не могу... Ты, Клар, не сердись, но я ни на коньках, ни на лыжах, ни на велосипеде не катаюсь.
Я вспомнила, как пыталась вытащить Лину прошлой зимой на лыжах, а на майские праздники в велосипедный поход. Куда там! Вот домоседка-то! Зато для семейной жизни - то, что надо! Намного лучше меня: я же ни готовить, ни шить, ни вязать не умею.
Ну что мне с ней делать? На университетские вечеринки я сама не хожу (нет ни времени, ни желания), в гости к подругам ее брать бессмысленно: там женихов не водится, да и чужая Лина для нашей компании! Прямо по Саше Черному - "чужая, как река Брахмапутра"! Только Саша Черный сказал это про своего соседа, а у меня соседка. Хотя нет: какая же Лина чужая? Это моя приемная дочь!
Видимо, что-то из этих невеселых мыслей прорисовалось на моей физии, и чувствительная, легкоранимая Лина разревелась. Плакала горько, в голос, по-детски размазывая слезы худыми кулачками - какой-то малышовый рев в 32 года!
На Линины рыдания пришлепала Одуванчик, оторвавшись от телевизора. Лет семь назад внуки презентовали бабушке телевизор, и Одуванчик смотрела все подряд, отдавая предпочтение мультикам и детским передачам. Особенно ей полюбилась серия про Шустрика и Мямлика - она нам регулярно рассказывала про их похождения и сыпала цитатами из этих бесценных телепроизведений.
- Линочка-Сталиночка! Не надо плакать, милочка! - прошамкала Одуванчик, потому что в данный момент была без зубных протезов (они мирно покоились в стакане на трюмо). - Надо быть в жизни решительнее: как Шустрик. Он всегда был счастливее Мямлика, потому что сам созидал свое счастье.
Лина промокнула слезы, улыбнулась Одуванчику, а когда та ушлепала в свою комнату, заплакала еще безутешнее. Мне пришла в голову идея. Я увела Лину в ее комнату, посадила на кровать, сама села рядом и рассказала сказку:
- Линочка! У тебя все будет хорошо - потому что эта комната волшебная. Все, кто здесь жили, благополучно женились и выходили замуж. Причем очень-очень счастливо. Не веришь? Можешь спросить у Пашки или его мамы. Сейчас перечислю всех твоих предшественников. Был фронтовик - женился. Потом Леля - вышла замуж. Потом Сусанна - тоже замуж (а ей, кстати, было 38 лет). Потом Журналист (его ты знаешь) - женился. Потом там пожил Пашка - тоже женился. Но Пашка не в счет: у него брак неудачный. Да он и жил-то в волшебной комнате незаконно: просто Журналист часто бывал в командировках и оставлял Пашке ключ - поэтому брак у Пашки вышел неудачный. Затем Олеся - тоже уже замужем и тоже удачно! И ты выйдешь замуж! Потому что на тебя подействует магическая сила волшебной комнаты! Эта магическая сила действует на всех, что проживает в комнате №4 согласно прописке!
- Так ли уж эта комната волшебная? - заинтересовалась Лина, прекратив плакать.
- Ты не представляешь, до какой степени волшебная! У фронтовика были большие проблемы, очень большие, но все равно за него вышла замуж исключительно хорошая женщина. Кстати, ей было уже за сорок.
(Как мне пояснила Пашкина мама, фронтовику "там внизу все отстрелило". Но, тем не менее, нашлась добрая женщина, взявшая его таким. После войны свободных мужчин было негусто, сгодился и ущербный. Пашкина мама одобрила: "Хоть будет ей к кому притулиться...")
Моя сказка подействовала! Лина просветлела, улыбнулась и повеселевшим тоном спросила:
- А сколько мне ждать?
- Все твои предшественники ждали два-три года. А у тебя уже полтора года прошло. Значит, уже скоро. Думаю, что в следующем, 1966 году, все и случится. Придет твой принц и заберет тебя, - закончила я совсем уж по-сказочному.
Ну вот: проплакалась моя Линочка и успокоилась. Главное, чтобы не падала духом - и тогда все у нее сложится, получится, сбудется... Однако я прочно вошла в роль Лининой приемной матушки. Вот умора: мама на шесть лет моложе дочки!
Вы можете приобрести 6-ти
томный роман Ольги Зайкиной "Житейские кружева" по отдельным
книгам
здесь
>>
Или полный
комплект из 6 томов со скидкой и автографом автора
здесь
>>
ПРОДОЛЖЕНИЕ
>> |
