|
|
|
ГЛУПЫЕ ДЕЙСТВА УМНОЙ КЛАРЫ
повествование Клары
[1967 год]
|
Если для особо идейных и убежденных в победе коммунизма 1967 год прошел под лозунгом 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции, то для меня он проходил под другим лозунгом, более личным: "Клара хочет замуж". Для замужества я окончательно созрела и даже несколько перезрела - начала мандражировать по поводу своего незамужнего статуса и, как ядовито заметил сосед Пашка, "хватать воздух ртом".
Надо отдать должное Пашке: будучи ровесником и другом детства (в одной коммуналке росли), он всячески старался морально поддержать меня. Пашка утверждал, что "такую красотку-артистку с руками оторвут", заверял, что "не стоит спешить с энтой глупостью" и приводил себя в печальный пример: "три года промаялся с супружницей и сбег обратно к мамке". А в финале утешил громким обещанием, что в "случае чего самолично женится на Кларке, даже если мамка будет против". Что значит - "в случае чего"? В случае если мой Кирюша так и не разродится предложением руки и сердца? Ну уж нет!
И я решила дать свой "последний и решительный бой" - объясниться с Кириллом сама.
***
Надо сказать, что я не просто хотела выйти замуж и создать прочную советскую семью, а выйти замуж конкретно за Кирилла и именно с ним идти по жизни вместе "во здравии и в болезни, в радости и в горе"... Хотя мы с Кириллом были знакомы чуть больше двух месяцев, наши отношения развивались стремительно во всех направлениях и смыслах, и я сочла свой выбор окончательным.
Кирилл безукоризненно подходил мне по всем статьям: по возрасту (одногодок), по интеллектуальному уровню, по мировоззрению и по принадлежности к прослойке интеллигенции - он трудился ведущим инженером в конструкторском бюро крупного предприятия и недавно поступил в заочную аспирантуру. И даже по росту в самый раз - у Кирилла 187 см. Этот аспект был немаловажен: я вымахала 172 см, а парни-сверстники из-за военного лихолетья и недокорма выросли мелкие и в большинстве своем еле дотягивали до 170.
По части взаимных пылких чувств у нас с Кириллом тоже все было в порядке - и тому имелись неопровержимые доказательства. В отношении далеко идущих намерений Кирилла также не возникало сомнений - он еще в августе поведал мне, что всю жизнь искал такую как я. Даже бытовая сторона была у нас на высоте - зарплаты у обоих неплохие, и у Кирилла имелась нормальная площадь для проживания: большая комната в малонаселенной коммуналке. Ну чем не база для постройки прочной советской семьи? Чтобы шагать по жизни вместе - и в радости и в горе?
***
Я запланировала радикальное и судьбоносное объяснение на ноябрьские праздники. Ноябрьские праздники обычно длились три-четыре дня - законные 7 и 8 ноября и еще день-два присовокупляли в результате переноса будней на выходные. В результате этих календарных манипуляций получались симпатичные каникулы, во время которых все предавались безудержному отдыху, по большей части сопровождаемому обильными возлияниями. Для радикального выяснения отношений и вынесения окончательного решения такие каникулы - то, что надо.
На 5 ноября нас с Кириллом пригласили на праздничную вечеринку мои друзья
- биофаковцы - Дима и Ида Розентали. Розентали ждали нас к шести вечера, но я начала готовиться в десять утра. Дело в том, что к Пашкиным сочувствиям по поводу моего не получающегося замужества подключилась его мама, причем не только с моральной поддержкой, но и с реальной помощью - щедро поделилась своей парикмахершей, которую гордо именовала "мастершей". Наверное, сама парикмахерша все-таки предпочитала называться "мастером", но Пашкина мама непременно желала обозначить ее женский пол, а слово "мастерица", по ее мнению, звучало недостаточно весомо. Пашкина мама солидно объявила на нашей коммунальной кухне:
- К нам с Кларунькой придет мастерша и обслужит нас на дому!
Мастерша знала себе цену - и в прямом и в переносном значении этого слова. Свой визит она назначила на утро, пояснив, что у нее уйма заказов. Плату за свои услуги мастерша оговорила немыслимую, потому как "обслуживание на дому в воскресный день по полной программе". Полная программа состояла из прически и нанесения декоративной косметики. Мастерша сама "делала лицо", так как ее высокохудожественные прически нуждались в особом покрасе. И поставила условие, чтобы к ее приходу мы уже были одеты в парадные туалеты, чтобы не попортить ее работу, то есть прическу и "лицо", сниманием-одеванием через голову. Н-да, истинная художница!
Так что уже в десять утра мы дефилировали по квартире, боясь испачкаться, в полном парадном облачении: Пашкина мама в узкой розовой юбке и белой блузке с рюшами, а я в коротеньком платье из песочно-желтой шерсти с воротником-хомутиком. Это платье меня уговорила купить продавщица из соседнего универмага, заверив, что свободный покрой и воротники-хомутики в моде, а с моими длинными красивыми ногами нужно носить только короткое - и всучила мне "размер 46, рост 1", хотя обычно я носила "размер 46, рост 4". Украшал платье массивный янтарный кулон на толстой цепочке из художественного салона, на который я потратила все деньги, оставшиеся после приобретения платья.
Я бродила по нашей закоулистой коммунальной квартире, не находя себе места, теребя неудобный хомутик и ловя взоры обитателей квартиры - нескромные мужские и негодующие женские - на мои ноги, нещадно мерзнущие в тонких колготочках и легких открытых туфельках. Мне было жутко некомфортно. Неудобно было все: колготки (я привыкла к чулкам), противный хомутик (он все время кривился то в одну, то в другую сторону), само платье (своим свободным покроем оно сильно смахивало на ночную сорочку), слишком тяжелый кулон (он оттягивал шею, и к тому же муттер сравнила его с дворницкой бляхой), а особенно удручали остроносые туфли на высоченных шпильках и с таким залихватским вырезом, что были видны пальцы ног. Туфли я нацепила не по требованию мастерши (хотя не удивилась бы, если б она потребовала и этого, дабы узреть полную гармонию с ее прической) - мою новую остроконечную обувку нужно было обносить и хоть чуть-чуть к ней привыкнуть.
В своей комнате мне не сиделось, потому что суетливая и болтливая гроссмуттер уже раз пять пыталась напоить меня чаем, а строгая муттер откровенно презирала за мои глупые действа:
- Клара! Ты стала уделять слишком много внимания своей внешности - в ущерб духовной жизни! И тебе нельзя носить столь вызывающие вещи! Я считала тебя умным человеком, который никогда не опустится до таких глупостей! Увы - ошиблась!
Презрение муттер прямо-таки висело в воздухе, и я его ощущала всеми клетками кожи и слизистых оболочек. Гроссмутер заступилась за меня:
- Клархен умная девочка, просто теперь так носят...
Но муттер метнула на нее такой огненный взгляд, что та осеклась и часто-часто заморгала испуганными блекло-голубыми глазками. В ответ на нападки я пообещала попросить парикмахершу коротко постричь меня, завить барашком и покрасить в рыжий цвет. Но тут же пожалела об этом, потому как обделенные чувством юмора муттер и гроссмуттер не на шутку перепугались.
***
Мастерша прибыла лишь в полдень, пафосно пояснив, что накануне трудилась до поздней ночи, приводя в порядок "всяких разных". Сначала она взялась за Пашкину маму, предварительно выдворив Пашку из их комнаты. Пашка отсиживался у нас и читал журнал "Крокодил", оглушая жизнерадостным ржаньем и игнорируя подсовываемых бабулей "Будденброков" Томаса Манна (в русском переводе, естественно). Я не выдержала, подошла к двери Пашкиной комнаты и услышала диалог:
- Потерпите, милочка, еще немного и я заканчиваю. Мне же еще вашу соседку предстоит привести в божеский вид. Видная девушка! Как ее зовут?
- Клара Гельцер.
- Гельцер? Еврейка? И я должна портить себе праздник?
- Да нет же! Кларунька немка!
- Ну, это куда бы ни шло. Иностранку я обслужу по высшему разряду!
После услышанного мне совершенно расхотелось причесываться и краситься у этой великодержавной шовинистки.
Во-первых, я хорошо отношусь к евреям, тем более что они являются ядром советской интеллигенции и процентов на семьдесят представляют нашу отечественную науку. Да и большинство мировых выдающихся открытий и исследований было сделано именно ими. И в университете моими лучшими подругами были как раз девочки-еврейки: Аня Гольдберг, Ада Цукерман и Ида Лившиц-Розенталь. А этой антисемитке из сферы обслуживания евреи, видите ли, могут испортить праздник!
Во-вторых, какая же я немка-иностранка? Родилась в Москве, родной язык все-таки русский, да и немецкой крови во мне только половина.
Я даже по паспорту русская. Правда, за мой русский паспорт муттер пришлось похлопотать. Она предъявила в паспортном столе чудом уцелевшее папино свидетельство о рождении, где его матерью указана русская Дарья Архиповна, и дореволюционную метрику бабушки Эльфриды с русской мамой Клавдией Ивановной. Муттер еще зачем-то пыталась рассказать паспортистке про положительный вклад российских немцев в экономику страны, а также намекнула, что с ними не всегда обходились справедливо. Паспорт я получала в хрущевскую "оттепель", после разоблачительного ХХ съезда, прогремевшего в феврале 1956-го - так что уже можно было говорить (но кулуарно и не очень громко) про репрессии, депортации и прочие крутые меры правительства.
Из маминого рассказа о трудовых доблестях российских немцев паспортистка ничего не поняла, про несправедливости "чевой-то слыхала, но, как говорится, лес рубят, щепки летят, и неча слезу вышибать, все бедовали". Однако паспортистка не возражала против признания меня русской и весьма непрозрачно намекнула на размер благодарности. Муттер, краснея, согласилась. Таким образом, я была узаконена в своей русской национальности.
Однако глубоко уйти в свои негодования, размышления и воспоминания мне не пришлось, потому что дверь распахнулась, на пороге появилась чудесно преобразившаяся и дивно помолодевшая Пашкина мама, а мастерша громким голосом пригласила меня: "Следующий!"
***
Мастерша выдернула резинку из моей косы, расплела ее, подержала волосы в руках, потрясла их, легонечко подергала и вынесла вердикт: волосы густые, но прямые, завивка будет держаться плохо (это я и без нее знала), лучше сделать "халу".
И зашевелились, забегали ее проворные пальцы. Прическа "хала" - гигантский пучок с витыми сегментами - сооружалась сложно: каждая прядь начесывалась, обильно спрыскивалась лаком и укладывалась на свое место. Я с ужасом наблюдала в большое трюмо Пашкиной мамы, как на моей голове вырастало что-то типа куполов собора Василия Блаженного, и уныло думала: высокая "хала" прибавит мне в росте сантиметров пятнадцать, да еще каблуки - это какой же дылдой я буду! Как только что выстроенная останкинская башня!
Но долго наблюдать мне не пришлось. Еще до завершения прически мастерша попросила меня закрыть глаза, потому как вознамерилась "положить крем под макияж". Я выполнила ее требование и уже только ощущала, как на моей голове воздвигается нечто величественное, как папская тиара.
Потом проворные пальцы мастерши забегали-запрыгали по моему лицу. Она что-то наносила, размазывала, растушевывала. Далее следовали команды: "открой глаза, теперь закрой, смотри на меня". Когда она мне разрешила глянуть в зеркало, я увидела сошедшую с экрана ослепительную красотку, причем не утратившую портретного сходства с Кларой Гельцер.
- Ух, Кларка, ну ты даешь! - разразился монологом вбежавший Пашка, истомившийся от долгого запрета не входить в свою комнату. - Здорово! Какая ты это... как его? эффектная! Аж дух захватывает! У Кирюшки зенки вылупятся при виде тебя! Он как тебя увидит, так сразу с копыт долой! Слышь, Кларк, может, все-таки выйдешь за меня? Ну, если не замуж, так по крайности оставайся с нами сегодня, к нам гости придут, мамка ресторанную жрачку приволокла. А твой Кирюшка сам прибежит! А не прибежит, тем лучше! Он тебе и в подметки не годится!
Поблагодарив верного рыцаря Пашку за его искренний эмоциональный спич, я засобиралась на выход, так как уже пошел пятый час. Ехать мне предстояло в Черемушки, в район новостроек. Ветку метро туда еще не протянули, добираться долго, на перекладных, а Ида Розенталь попросила прибыть пораньше и помочь ей приготовить стол.
***
Когда я вошла в квартиру Розенталей и сняла пальто, последовали восхищенные возгласы и грубоватые шутки с физиологическим уклоном:
- Кларочка! Какая ты красавица! Боюсь, у Кирилла при виде тебя сразу повысится уровень адреналина в крови, и он свершит твое похищение, даже не испробовав моего холодца!
- У Кирюшки при виде тебя приключится тахикардия, аритмия, а также произойдет опущение почек и выпадение прямой кишки! Холодец-то он, может, и отведает (холодец стимулирует эректильную функцию), но до пирогов точно не дотерпит - схватит тебя в охапку и смоется!
- Кларочка, я тебя в таком аристократском платье не допущу до кухни! Расставляй тарелки и раскладывай приборы! А на кухне мне Аня поможет!
- Клар, а почему ты так не нарядилась год назад, на пятилетие биофаковского выпуска? Мы бы объявили конкурс красоты и избрали бы тебя королевой! Даже ботаник-женоненавистник не устоял бы пред тобой и преклонил колено!
Праздничный вечер начинался неплохо. Прибывавшие гости говорили комплименты, дамы ахали, мужчины восторгались. Кирилла все не было, но, честно говоря, я не очень переживала из-за этого - настолько мне было радостно и весело. Чем позже Кирилл подъедет, тем легче будет дать "последний и решительный бой". В том, что он прибудет, я не сомневалась - Кирюша был обязательным человеком.
***
Кирилл прибыл совсем поздно - к танцам. Причина опоздания уважительная. Его навестила маманя (поздравить с праздником любимое дитятко), обнаружила непорядок в его гардеробчике и принялась перетряхивать его, поясняя, что Кириллу, черноглазому смуглому брюнету, надо носить белые и голубые рубашки и ни в коем разе не бежевые и не палевые. После чего взялась утюжить отобранные рубашки (нашла время!), выполняя свой материнский долг. А Кирилл, в свою очередь, не мог ее покинуть, выполняя сыновний долг. К тому же маманя натащила праздничных яств - пришлось с нею выпить и закусить. Так что есть-пить он не хочет, а вот потанцует с удовольствием. И, не теряя времени, Кирилл тут же подошел ко мне и пригласил на танец, к великому неудовольствию двух кавалеров, стоявших рядом и оспаривавших друг у друга очередь вальсировать со мной.
Мне было так легко и хорошо, что, кружась под музыку, я даже зажмурила глаза. И вдруг услышала:
- Кларочка! У тебя черная мазюка под глазами растеклась и на щеки поплыла, дай я вытру... И прическа твоя набок съехала, дай я подправлю... И зря ты этот дурацкий вавилон навертела, не идет он тебе...
Королеву бала мигом спустили на землю с заоблачных вершин. Мы прервали танец, отправились в ванную, где с помощью Кирилла я поправила прическу и косметику. Заодно, по его просьбе, сняла "эту блямбу" - так он обозвал изысканное янтарное украшение. Кирилл пожаловался:
- Из-за этой чугунной сковородки с булыжниками к тебе невозможно прижаться - она мне прямо в грудь впивается, даже через рубашку царапает!
Я не рассердилась на Кирилла за его замечания. Он же не собирался сделать мне больно и плохо - наоборот, хотел помочь. Да и весь остаток вечера Кирилл был внимателен и нежен. А потом поймал такси и отвез меня к себе домой, где мы и провели оставшиеся праздничные деньки. Однако желание дать "последний и решительный бой" и серьезно объясниться с Кириллом у меня начисто пропало.
Клара Гельцер
глава из романа О. Зайкиной "Житейские кружева"
Вы можете приобрести 6-ти
томный роман Ольги Зайкиной "Житейские кружева" по отдельным
книгам
здесь
>>
Или полный
комплект из 6 томов со скидкой и автографом автора
здесь
>> |
|
ССЫЛКИ
ПО ТЕМЕ: |
 Что
вплетено в "житейские кружева"
Тайные
признания Ольги Зайкиной
|
|
|
|
|
|
